Записки любителей

СВЕТЛАНА. Хочется поскорее к Бог.
СОРОКИНА (прижимает ее к себе). Эх ты, ускоритель. Надо сначала жизнь жизнь, ипотека оплачивать, дети из пи*да, работа задолбать, потом уже инфаркт и Бог.

Драматург Валерий Печейкин в шорте премии НОС со своим "Злым мальчиком", который и не пьеса вовсе, а сборник малой прозы отчетливо блогерский по форме и неожиданно глубокий по содержанию. И конечно, сказавши "А" нужно говорить "Б",  захотелось узнать, каковы его пьесы. Наиболее естественным способом нереально: где  модный столичный Гоголь-центр, и где я. Но получать удовольствие от чтения пьес начала раньше, чем мне объяснили, что так не делают. И почему бы, в конце концов, горе не прийти к Магомету, в смысле - Москве не прийти ко мне?

Пьеса  "Моя Москва" заявленая комедией, с ноги шандарахнула по разнежившемуся в ожидании чувству смешного. Это было примерно как с пляжа на филиппинском Легаспи нырнуть в прорубь или, подчиняясь вкрадчивому "закрой глаза, открой рот", получить в этот самый рот вместо трюфеля ваф..., в общем, сверло бормашины. Ну, потому что в первом акте герои с говорящей фамилией Сорокины изъясняются инфинитивами, такое бутусов-кормильцевское: "Когда надо пить, Слыть, мыть, выть, Пить, брать, драть, Жрать, петь, взять. Мать твою так, быть, всего лишь быть, Так просто забить на это",

Страшно,  омерзительно и совсем не смешно. Интересно, отчего так? Печейкин прозаик тоже не то, чтобы прямо комедиант, но ироничен, саркастичен, тонок. А с пьесой ощущение, что дрыном от забора по голове. Разве еще другую почитать?

Не осуждай сибиряка, что он угрюм и носит нож.
Ведь он на русского похож, как барс похож на барсука.
Леонид Мартынов

В поговорке "Дальше Сибири не сошлют" одновременно ужас  простого русского человека перед изначальной враждебностью сурового края,  но и фатализм - живут же и там. Живут, и хорошо, крепко - в соломенном домишке не вышло бы. Для жителей европейской России сибиряки немного пришельцы с планеты, где сила тяжести больше земной. Тамошние люди крепче держатся за землю, тверже стоят на ногах. Там просторы, немыслимой красоты природа, богатство недр. Там долгая зима с лютыми морозами и короткое жаркое лето. Охота и рыбалка, грибы и ягоды. Там "- Приезжайте к нам на Колыму. - Нет, уж лучше вы к нам" и "Если ты полюбишь Север, не разлюбишь никогда".

Этот сборник, составленный Сергеем Шаргуновым и Романом Сенчиным включает рассказы восемнадцати авторов, жизнь которых так или иначе связана с Сибирью: кто-то родился там, кто-то переехал из других мест, кому-то довелось работать или жить некоторое время. Три раздела книги: Вспоминая, Открывая, Погружаясь - три способа восприятия и взаимодействия.

Прекрасная книга. Побольше бы таких о России.

-Сугробы есть, да. Но мы их убираем.
- Сами, что ли?
- Конечно. А как еще? Это же наши сугробы. Наш снег падает с нашего неба на нашу землю, кто его будет чистить?

Из гламурной Москвы "Хлорофилии", с ее стоэтажными башнями, беззаботным прожиганием жизни и девизом "Ты никому ничего не должен", перенесемся на восемнадцать лет вперед, в будни великих строек, к веселому грохоту, огням и звонам. Хотя с огнями там не очень, ресурсы (в первую очередь электроэнергию) отчаянно экономят. Да и со стройками - все больше ломают. Но грохота и звонов хватает, кувалды с этим хорошо српавляются.

Я намеренно в обоих рассказах о книгах дилогии  не раскрываю сюжета, сосредоточившись целиком на удивительной атмосферности этих книг, на ощущениях, но поверьте, в "Живой земле" он не менее захватывающий, а интрига закручена покруче даже, чем в "Хлорофилии". И понимаю теперь,  отчего рубановскую прозу так ценит мой любимый критик Лев Данилкин

Ты никому ничего не должен

Литературный тренд экотемы пришел к нам не с разнузданного Запада и не со сдержанного Востока, хотя там и там цвет интеллектуальной литературы усиленно ее эксплуатирует: Букер 2016 "Вегетарианка" Хан Ган, Пулитцер 2019 The Overstory Ричарда Пауэрса. Но началось все семь десятков лет назад в русской литературе, которую отчего-то принято считать отсталой, провинциальной и местечковой, романом Леонида Леонова "Русский лес", который мир узнал лучше и полюбил больше, чем отчизна - нет в отечестве пророка.

Не только началось, но и продолжилось, на десятилетие обогнав потребность рассказать о тесной связи и прямой зависимости между человеком и растением. Формально "травяную" дилогию Андрея Рубанова можно отнести к жанру постапокалипсиса, хотя неотъемлемой черты этого жанра - мерзости запустения, не будет ни в первой, гламурной, ни даже во второй, трудовой книгах. Однако рассматривать  их имеет смысл по отдельности - связанные общим линейным сюжетом и сквозными персонажами, это самостоятельные романы.

В  "Хлорофилии" по-настоящему интересная история, с детективом, конспирологией, в меру сентиментальная.Хороший язык, замечательно точные речевые характеристики персонажей и динамичные диалоги. Это едкая точная, в салтыков-щедринском духе (там даже шеф-редактора журнала, где работают журналисты Савелий и Варвара, зовут Михаилом Евграфычем) сатира на Россию нулевых. Сегодня, когда мы знаем, чем все кончилось -  забавная и грустная  

Никто никому ничего не дождик.