"Творимая легенда" Сологуб

Сегодняшний день - есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я.
"Записки сумасшедшего" Гоголь

Сологуб прозаик сильно уступает Сологубу поэту. В стихах тяжелая наговорная муть заклинаний, навья явь,  тихая печаль прощания, декадентское очарование увядания.  Проза, неловкая и неуклюжая, тащится калечной недотыкомкой, заставляя брезгливо или испугано съеживаться то в тебе, что отвечает за читательское удовольствие.  Отдаю отчет в субъективизме этого взгляда, но что-то подсказывает, что в оценке я сильно не одинока.

Не стоит, тем не менее, думать о Сологубе, как об еще одном "прозеванном гении" русской литературы. В ряду значимых фигур Серебряного века он занимал высокое положение и авторитет его был непререкаем. "Творимая легенда" не самая известная из сологубовских книг, много лучше знают его "Мелкого беса" (собственно, его одного и знают), и однако именно этот трехчастный роман, который скорее имеет смысл рассматривать трилогией - именно его специалисты оценивают как magnum opus писателя.

Работа над "Творимой легендой" продолжалась на протяжении семи лет, с 1905 по 1912. Три ее книги неоднородны жанрово и стилистически: первая, "Капли крови" реализм, окрашенный фольклорной и эзотерической  мистикой, вторая, "Королева Ортруда" совершенный романтизм; объединяющая их заключительная "Дым и пепел" - фантастика. Две начальных части никак не связаны содержательно, третью можно рассматривать, как объединяющую, хотя с серьезной натяжкой

Капли крови

Приговоры-заклинанья
Крепче крепкого страданья,
Лепче страха и стыда.
"Нет словам переговора" Сологуб

Место и время действия - начало двадцатого века, уездный Скородож со всем набором провинциальных радостей: грязь, грубость, пьянство, воинствующее невежество, дураки  и дороги. Доля образованных людей исчезающе мала и не они задают тон, но, принадлежа к привилегированному сословию вполне можно устроиться. Природа. опять же, прекрасна.

В городок приезжает приват-доцент Георгий Триродов, такой Монте-Кристо, тотчас затеявший в имении грандиозное строительство, какая-то там необыкновенная оранжерея. Много говорили также о прибывших с ним тихих детях-сиротах, о чьей судьбе Триродов заботится, есть у него и школа.  Две девушки из соседнего имения, сестры Елисавета и Елена, горячо интересуются соседом-вдовцом. В Елисавету влюблен Петр, в которого влюблена Елена.

В Скородоже, как во всей России тех лет, среди молодежи сильны революционные настроения, с митингами, прокламациями, агитвыступлениями.  Одновременно активируются черносотенцы, реакционные и антисемитские выступления. Сологубу отменно удается передать сложную смесь переживаний молодой женщины, вставшей на путь политического протеста: стремление к лучшему для всех и ужас перед арестом, каторгой, поражением в правах, лишениями для себя.

Дальше начинается мистика с некромантией, с "тихими детьми", отчасти выступающими здесь прообразом детей мокрецов из "Гадких лебедей" Стругацких частью катализатором, преобразователем жизненной сверхэнергии, доступ к  которой инженер-эзотерик Триродов (трижды рожденный) имеет в результате своих ученых штудий.

Антитезой идеальным отношениям в детской колонии выступают семьи, где детей лупцуют смертным боем и государственная школа с ее тупой мертвящей атмосферой. Характерно, что фамилия Передонов, также, как имена Ардальон и Глафира тоже закреплены здесь за образовательными чиновниками. Очевидно, в бытность Федора Кузьмича Тетерникова учителем, некий реальный Ардальон Передонов оставил у него по себе недобрую память.

Королева Ортруда

Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж...
"Это было у моря" Северянин

Вторая часть переносит в вымышленное королевство  Соединенные Острова, которым правит молодая прекрасная и любимая своим народом королева Ортруда. Ее не менее привлекательный муж, принц Танкред, не столь, однако, добр и порядочен. а кроме того, как всякий мужчина, тяготится ролью консорта при царственной супруге.

Стремление самоутвердиться толкает его к многочисленным любовным похождениям, о которых постепенно узнают все, кроме наивной любящей Ортруды, убежденной, что ее избранник совершенство.  А необходимость тратиться на любовниц, в свою очередь, сильно осложняет финансовые дела, заставляя ступить на бесчестный путь военной экспансии (война, как известно, многое списывает), да и большинство кредиторов имеют отношение к военной промышленности.

А поскольку Ортруда не склонна к милитаристской истерии, Танкред, подстрекаемый заимодавцами,  начинает подумывать о заговоре с целью захвата власти. Вторая книга такой концентрированный романтизм: прекрасные селянки плетут венки и танцуют в лугах, суровые контрабандисты плывут по морю, подземные ходы, гулкие каменные замковые коридоры, легенда о Белом короле,  дворцовые интриги, коварные злодеи, влюбленные в королеву подростки-пажи,  Ортруда то и дело взывает к стихиям и завершает эту вакханалию страстей извержение вулкана.

Дым и пепел

Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно.
" Сумасшедший" Апухтин

Заключительная книга предельно обостряет противоречия и ведет к неизбежной развязке.  В России общественно-политический кризис соединенный с кризисом веры, выливается в безобразные уголовные преступления, черносотенные еврейские погромы и стихийные  бунты черни, которую власть, используя провокаторов, направляет на Триродова, недавно нашедшего новую любовь в лице Елисаветы.

В королевстве Соединенных Островов, переживающем властный кризис, обстановка также накаляется, страсти кипят, борьба за власть вступает в терминальную стадию, а... российский гражданин Георгий Триродов выдвигает свою кандидатуру на вакантную должность короля.

На самом деле там много чего будет. Бал-маскарад, на который мертвецы  явятся наравне с живыми, а в кульминационный момент большой губернский чин рассыплется в прах. Волшебная сфера, посредством которой можно путешествовать сквозь время и пространство, а при необходимости слетать на Луну (терраформирование и создание атмосферы прилагаются).  Все чудеса и диковины, как вы наверняка догадались,  изобретения Триродова.

И, хм,  от кого другого я назвала бы это развесистой клюквой. Но от классика русской литературы, Федора Кузьмича - затейливым интеллектуальным экспериментом.