Помню тот миг, когда перевернула последнюю страницу и увидела фотографию обезображенной девушки, чье лицо сверху вниз было изрезано штыком. Что-то нежное, мягкое, какая-то часть моей души, о существовании которой я не знала, бесшумно разбилась внутри меня.

Это другая Хан Ган. Не та, которую узнала с "Вегетарианкой", недоумевая, за что нынче дают Букера и делая неутешительный вывод: умом Кореи не понять. Эта книга написана так, что нельзя не понять, не принять, не впустить, внутренне корчась, когда очередная порция боли входит в тебя, больше всего желая отложить и забыть.

Зная - уже не получится, еще одна щепоть к пеплу Клааса, который бьется в твою грудь. Ибо ты едина со всем человечеством. Книга посвящена событиям мая восьмидесятого в Кванджу: митинг студентов этого городка против закрытия властями университета вылился в народное выступление, демонстрацию расстреляли, что вызвало взрыв негодования, горожане оттеснили военных, захватили власть, пытались выдвигать требования. Через несколько дней в город вошли правительственные войска, сопротивление было жестоко подавлено. Число жертв, как водится, сильно зависит от источника. Официальная версия двести семь человек, участники инцидента говорят о двух тысячах.

В центре повествования судьба подростка Тонхо, погибшего в результате тех событий, его одноклассника и лучшего друга Чондэ со старшей сестрой Чонми. Так получилось, что мальчишки пошли на студенческий митинг и Чондо застрелили одним из первых, а друг сбежал. И вы бы сбежали, и я. Основной инстинкт не размножение, а самосохранение. А когда схлынула волна паники, вернулось человеческое: вина, стыд, желание оправдаться и, может быть, отыскать, спасти. Он ведь не знал совершенно точно, что Чондо мертв. Может в госпитале, может прооперировали, и теперь нужен уход.

Ищет всюду. Приходит в место, куда свозили трупы, да там и остается. Помогать тем, кто ищет родных, опознавать тела. Зажигать в изголовье свечки - говорят, это уменьшает запах разложения. Ну, свечами там не поможешь, представляете, жаркий конец мая и множество раздутых трупов в одном месте. Небольшая деталь, девочка в школьной форме, в начале юбка доходила до лодыжек, потом едва прикрывает колени. И он мог бы уйти, никто не держит, мама приходит плакать и умолять вернуться домой. Но вот не может, остается помогать двум девушкам, которых сегодня назвали бы волонтерами. Не может - человеческие поступки.

Каждая из шести частей книги написана от лица какого-то из персонажей, связанных с событиями. Рассказчиком во второй выступает дух Чондо, витающий рядом с телом, все меньше похожим на человеческое. Особенно после того, как солдаты пошвыряли в грузовики, сложили штабелями, облили бензином и подожгли то, что осталось от людей. Впрочем, для мальчика на этом муки закончились.

Чего не скажешь о парне, которого неделю держали в университетском актовом зале, избивая, моря голодом, подвергая унижениям, вытравляя из него человеческое. Неожиданная улыбка удачи сохранила ему и еще сотне из двухсот узников актового зала университета жизнь. Не сохранила воли к жизни. Он спивается, а человек, с которым нужно было делить на двоих порцию еды - тот покончил с собой.

Не скажешь о девушке, редакторе в издательстве, которая работала с пьесой политически неблагонадежного автора. Семь пощечин. Думаете, ничего особенного? Семь раз в ходе "беседы" человек из органов ударил ее по одной щеке и она думает, что барабанные перепонки остались целы чудом - везучая она. А потом, когда забирает из цензурного комитета пьесу - черный кирпич, из которого валиком вымарано восемь десятых текста, и передает допущенный к постановке вариант режиссеру (у которого через неделю премьера, на минутку), говорит ему: Простите. И снова: Простите. И снова.

Или другой девушке. Она считает себя слабачкой. Когда полицейский изо всех сил наступил ей на низ живота, решила оставить рабочее движение, в цели которого искренне верила прежде. Но знает, если все повторится, она снова пройдет по тому же пути и окажется в колонне демонстрантов. Потому что нельзя позволить себе быть жертвой. Современная Корея считает события Кванджу позором и болью нации, но они же переломный момент, который двинул общество по пути демократии.

И потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе.